Показувати по: 20

Цитати з книги «Коли подих стає повітрям» Пола Каланіті

За несколько недель до его смерти, когда мы лежали рядом в нашей постели, я спросила его: "Тебе не тяжело дышать, когда я вот так кладу голову тебе на грудь?" На это он ответил: "Только так я и могу дышать".

– Извините, сэр, но здесь лежать запрещено.

– Простите, – сказал я, выдыхая слова, – но у меня очень, очень сильно болит спина.

– Вам все равно нельзя здесь лежать.

Извините, но я умираю от рака.

Большинство людей выбирают профессию по трём критериям: зарплата, условия работы, продолжительность рабочего дня. Но помните, что, ставя этим критерии на первый план, вы выбираете работу, а не призвание.

Смерть – событие однократное, а вот жизнь со смертельной болезнью – это целый процесс.

Когда в больницу поступает пациент со смертельным мозговым кровотечением, разговор с нейрохирургом оказывает ключевое влияние на восприятие родственниками смерти близкого им человека. Они могут мирно отпустить его («Возможно, пришло его время!») или до конца дней своих испытывать неутихающую боль («Эти врачи не слушали! Они даже не пытались спасти его!»). Когда скальпель бесполезен, слова становятся единственным инструментом хирурга.

Как мало известно врачам о муках, на которые мы обрекаем своих пациентов.

Чрезмерно углубляться в статистику – все равно что пытаться утолить жажду соленой водой. Лекарств от страха смерти, к сожалению, пока не существует.

Я всегда изо всех сил стремился добиться успеха, и неизбежные поражения вызвали у меня невыносимое чувство вины. Этот груз вины и ответственности как раз и является тем, что делает медицину одновременно священной и ужасной: взваливая на себя чужой крест, ты сам можешь оказаться придавленным его весом.

За время работы я понял, что пытаться дать точный прогноз безответственно со стороны врача. Меня всегда удивляли мифические врачи, называющие конкретные цифры ("Доктор сказал, что мне осталось жить шесть месяцев"). Кем они себя мнят и откуда у них такие точные данные?

– Вы голодны? Что вам принести поесть?

– Все что угодно, – ответила она. – Я умираю от голода.

– Как насчет лобстера и стейка?

Затем он взял телефон и позвонил на пост медсестер: «Моему пациенту срочно нужны стейк и лобстер!». Отец снова повернулся к пациентке, улыбнулся и сказал: «Стейк и лобстер уже в пути. Не обращайте внимания, если они будут похожи на сэндвич с индейкой».

Иногда, когда я оставляю на могиле тюльпаны, лилии или гвоздики, я прихожу на следующий день и вижу, что их съели олени. Это прекрасное применение цветам, и я уверена, что Пол оценил бы его.

Его последующее путешествие представляло собой череду трансформаций: из врача – в писателя, из мужа – в отца и, конечно, из живого – в мертвого.

Даже когда Пол был смертельно болен, жизнь била из него ключом: несмотря на слабость тела, он оставался энергичным, отзывчивым, полным надежд не на выздоровление, а на время, наполненное смыслом.

Один из моих научных руководителей заметил, что мне будет сложно найти себе место в литературном мире, так как большинство докторов филологических наук относятся к естественным наукам, как обезьяны к огню, с ужасом

Мозг дает нам возможность строить отношения и наполнять жизнь смыслом. Но иногда мозг нас подводит.

Вскрытие трупа – это медицинский ритуал, предполагающий посягательство на священное. Вскрытие вызывает множество чувств – от отвращения, радостного возбуждения, тошноты и страха до простой скуки, которая возникает со временем. В этот момент пафос и лицемерие находятся в равновесии: вот ты стоишь и переступаешь все общепринятые табу, но при этом формальдегид разжигает аппетит, и ты мечтаешь о буррито.

Как я понял со временем, есть два способа работать быстрее, проиллюстрировать которые проще всего на примере черепахи и зайца. Заяц действует максимально быстро: его руки дергаются, инструменты звенят и падают на пол, кожа на голове пациента расходится в стороны, словно занавес, лоскут кости оказывается на подносе еще до того, как осядет пыль после сверления черепа. В результате отверстие, как правило, нужно расширить на сантиметр тут или там, так как оно было сделано в неправильном месте. Черепаха, наоборот, действует размеренно, без лишних движений. Она дважды измеряет, один раз отрезает. Ни к одному этапу операции не нужно возвращаться повторно: все сделано четко и верно. Если зайцу приходится исправлять слишком много ошибок, черепаха его обгоняет. Если черепаха слишком много времени тратит на обдумывание каждого шага, побеждает заяц.

Мы взвалили на себя тяжкое бремя под названием "смертельная ответственность". Хотя жизнь и личность человека в наших руках, смерть всегда оказывается сильнее. Даже если вы идеальны, мир вокруг таким не является. Даже понимая, что поражение неизбежно, что руки рано или поздно ослушаются, мы все равно продолжаем борьбу ради своих пациентов. Нельзя достичь совершенства, но можно верить в асимптоту, вдоль которой ты беспрестанно движешься вперёд.

– Тебе не кажется, что прощение с ребёнком сделает твою смерть ещё тяжелее?

– Но разве это того не стоит? – ответил я.

Мы оба понимали, что не стоит пытаться избежать страданий.

Разве смертельное заболевание не идеальный подарок для молодого человека, всегда желавшего понять смерть? Есть ли другой способ понять ее лучше, чем существовать с ней бок о бок?